В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина - Страница 23

— Наконец-то ты произнес самую главную фразу своего высушенного на печке доклада. Стало быть, сторожевой корабль «Восход», стоящий на рейде бухты Тихая, нашему флоту хуже бельма на глазу. Его не было, нет и быть не должно. И что они с ним сделают, появись он на горизонте?

— Потопят, товарищ генерал. Пустят на дно.

— Но в районе Северных Курил никто не ходит.

— За мысом Лопатка на выходе в Тихий океан разгуливают американские подводные лодки и чувствуют себя достаточно вольготно в наших водах. В штабе знают о том, что американские торговые суда встают на рейд в Анадырском заливе и входят в залив Креста, не опасаясь последствий. Они продолжают забирать у чукчей пушнину в обмен на порох, патроны и выпивку, местное население знает английский язык лучше русского. Американскому послу устали передавать ноты протеста. Ничего не меняется. Бизнес есть бизнес. Тихоокеанский флот не имеет ни одной базы на Чукотке и не может патрулировать ее берега, авиаразведка лишь фиксирует нарушения. В Москве на нарушения границ смотрят сквозь пальцы.

— Обратились бы к нам, мы бы укрепили границы нашей родины, создали оборонительные пограничные отряды из зеков, вооружив их американскими винчестерами.

Масоха не знал, как реагировать на небрежно брошенную фразу генерала — то ли он шутит, то ли говорит серьезно.

Белограй прошелся по вытоптанным шкурам и глянул на старшего лейтенанта.

— Сколько, по твоим расчетам, мы сможем намыть золота к весне?

— Если смотреть на вещи трезво, то не более сорока пяти тонн.

— А как же план?

— Я, товарищ генерал, говорю о реальных возможностях приисков и забоев на сегодняшний день. Запасы истощены. Геологи не нашли за последние полгода ничего, кроме олова и вольфрама. Есть одно, но очень скудное месторождение серебра, но разрабатывать его нет смысла. И так мы закрываем леспромхозы и угольные шахты, перебрасываем все силы на золотодобычу.

— Ты прав, Масоха. Смелый парень, не боишься резать правду-матку.

— Так вы и без меня все знаете, товарищ генерал, чего мне перед вами ваньку валять.

— Свободен, старлей. До утра отдыхаешь. Результат твоей командировки расцениваю как удовлетворительный.

— Разрешите идти?

— Ступай.

Генерал вызвал Мустафина и велел собрать совещание на шесть вечера.

12.

Глазом моргнуть не успели, как подкрался новый, 1950 год. В драматическом театре, самом красивом здании города, готовились к празднику загодя. Хуже всего дело обстояло с отоплением. Артисты репетировали в телогрейках, пар шел изо рта. Протапливали несколько дней ради одной ночи — слишком большое было помещение. Машины круглые сутки подвозили уголь. И праздник состоялся, в новогоднюю ночь был устроен настоящий бал. От столичного он отличался отсутствием карнавальных костюмов и масок: открытые лица не позволяли попасть сюда посторонним.

Здесь все давно знали друг друга. Как всегда, женщин не хватало, и генерал Белограй распорядился разослать спецприглашения медперсоналу ближайших больниц и выделить транспорт. С этим проблем не было — имелось достаточное количество машин, полноценный аэропорт располагал пятью транспортными самолетами, легкой авиацией, механизировался морской порт. Дальстрой — государство в государстве размером с пол-Европы.

Вечер удался. Столы ломились от яств. Специальным рейсом из Хабаровска доставили виноград и мандарины. В фойе второго этажа устроили танцы. Привезли духовой оркестр из порта, состоящий из привилегированных зеков. Не обошлось и без концерта Вадима Козина. Белограй выполнил свое обещание и вручил «соловью Колымы» собственный приказ об освобождении, оставалось выполнить некоторые формальности. Такое освобождение можно считать условным — Козину воспрещалось жить в крупных городах и выезжать в центральную часть России, но одна мысль о том, что он перестал носить «гордое» звание заключенного, грела душу. Голос соловья сегодня звучал по-особому, и концерт длился около трех часов.

Все веселились от души. Трофейные елочные игрушки из Германии, бенгальские огни, серпантин, конфеты из Китая, вино с Кавказа. Главный снабженец постарался и получил благодарность в личное дело за подписью полковника Челданова и особую благодарность от его жены, организовавшей новогодний вечер.

Генерал Белограй пригласил Лизу на вальс. Странно было это видеть, но Лютый, с его тяжелой косолапой походкой, прекрасно танцевал — легко и красиво. Сколько масок носил этот человек! Суровый молчун, вызывающий у окружающих содрогание, сегодня улыбался, осыпанный конфетти и связанный серпантином. Таким его еще никто не видел.

— Я тобой доволен, Елизавета Вторая. Новогодний вечер удался. Выношу тебе свою личную благодарность с занесением в личное дело.

Жена полковника Челданова расплылась в улыбке, обнажив белые ровные зубы. Не так важна благодарность, как титул новой императрицы Колымы. Время Александры Четвертой кончилось. Она покинула Колыму вместе с ушедшим в отставку Никишовым, и ее местонахождение никому по сей день не известно. Пришла новая эра, а с ней и новая императрица. У Белограя не было ни жены, ни подруги, и титул достался жене его заместителя. Сам он пережил всех «правителей» Колымы, оставаясь при них серым кардиналом. Эта роль его устраивала. Ответственные документы подписывались начальником Дальстроя, но составлял их Белограй и всегда гнул свою линию. Перед историей он был чист. Сколько новых начальников переживет Колыма, никто не знал, а Белограй один такой.

Кружась в вальсе, он заметил скромную красивую женщину, стоящую в сторонке и с умиленной улыбкой смотрящую на танцующих.